Нет, это было что-то невероятное! Может, озорная денежка и на самом деле волшебная?
Гриша не знал, что и подумать. Он внимательно разглядывал монету, пробовал на зуб и наконец со всего размаха ударил её об пол. Денежка звякнула и подскочила. Но плясать отказалась.
Тогда Гриша сжал её в кулаке и понёс мне показывать.
— Третий день эта монета не даёт мне покоя, — пожаловался он, показывая ладонь с денежкой. — Каждое утро появляется перед моим диваном. А ночью даже пляшет. С ума можно сойти!
Наташа подошла к Грише, взглянула на монету и объяснила:
— Она из вашего чемодана укатилась. Я её возле ботинок положила, чтобы вы денежку себе взяли, а вы её на стол. Я очень боялась, что она потеряется. Теперь монета у вас, и я больше не боюсь.
КУКЛА ЗАБОЛЕЛА…
Кукла Таня, которую подарила Наташе бабушка, вела себя совсем как живая девочка. Когда её укладывали спать, она, пискнув, закрывала глаза. Но стоило её разбудить и поставить на ноги, большие голубые глаза сразу открывались и неподвижно смотрели на Наташу из-под длинных чёрных ресниц. Наташа пеленала её, как маленькую, и нянчила на руках. Таня от испуга всё время вскрикивала. Голос у неё был слабенький, будто у котёнка.
— Реви громче. И тогда ты будешь взрослой, как я, — сказала Наташа кукле.
И стала делать Таню взрослой. Расчесала ей растрёпанные золотые волосы. Клок Таниных волос остался на гребёнке, и кукла немножечко полысела.
Чтобы закрыть лысину, пришлось подвязать на макушку бантик. Таня сразу похорошела и чуть-чуть повзрослела.
— Тебе надо заниматься зарядкой, — посоветовала Наташа. — И ты будешь сильной и не простудишься.
Поскольку сама Таня заниматься физзарядкой не могла, ей стала помогать Наташа. Она поднимала и опускала Танины руки, выпрямляла их вдоль плеч, загибала за спину.
Наташа так увлеклась зарядкой, что не заметила, как у куклы что-то хрустнуло под мышкой. Рука, вместо того чтобы быть сильной, повисла на одной нитке.
— Только, Танечка, не плачь, — стала успокаивать её Наташа. — Я тебя вылечу.
Она сняла с Тани кофточку и цветастое платье.
— Будем делать уколы.
Уколы Наташа делала палочкой. Всю спину исколола Тане. Но рука у неё не поправилась.
Кукла почувствовала себя очень плохо. Не могла даже пищать. Наташа вертела её во все стороны и ставила вниз головой — всё равно не пищала. Вот до чего довела болезнь!
— У тебя, наверное, живот не в порядке, — догадалась Наташа. — Давай посмотрим, что там не в порядке.
Таня молча согласилась.
Танин живот состоял из разных завитушек — проволок. Одну завитушку Наташа потрогала пальцем. Проволока вдруг щёлкнула — у куклы сразу отвалились ноги. Рука тоже отлетела.
Таня сидела теперь безногая и однорукая. Жалкая-прежалкая, больная-пребольная.
Одни глаза живо смотрели на Наташу.
— Полежи немножко, и тебе полегчает, — сжалилась Наташа и положила больную на диван.
Кукла Таня закрыла глаза.
— Ну вот, видишь, — сказала Наташа, — тебе сразу полегчало. Спи.
ХИТРЫЙ УТЮГ
Наташе нравится смотреть, как мама гладит бельё. Утюг, будто кораблик, бегает туда-сюда. От него на белье остаётся гладкий шелковистый след.
Но иногда утюг упрямится. Никак не хочет оставлять после себя гладких следов. Тогда мама сердится и ставит его на плиту. Утюг погреется чуть-чуть на огне и становится горячим-прегорячим. Даже шипит, когда мама притрагивается к нему мокрым пальцем.
— Мамочка, — спрашивает Наташа, — почему утюг работает только больной?
— Как так больной? Почему больной?
— Он горячий. Значит, больной. Я же в садик не хожу на работу, когда голова горячая. Остаюсь дома и лежу в постели. А больной утюг работает.
— Утюг вовсе не больной. У него всё не как у людей: шиворот-навыворот. Когда он горячий, то вполне здоров, работает без устали. Холодный утюг никуда не годится.
У Наташи есть свой утюг. Маленький и деревянный. Наташа думает о нём: «Мой утюг никуда не годится. Он всегда холодный. Поэтому у куклы Ляли всегда мятое платье. Жалко бедную Лялю. Эх, если бы у меня был мамин утюг! Но мама к своему утюгу даже близко не подпускает».
В прихожей неожиданно прозвенел звонок. Это, наверное, почтальон. Мама пошла отпирать дверь. Свой утюг она отставила в сторонку. Самое время попробовать тяжёлый мамин утюг! Наташа подняла его и положила на Лялино платье. Стала гладить.
Мамин утюг никак не хотел слушаться Наташу. Она дёргала его и взад и вперёд, а он — ни с места. Такой упрямец! Только взрослых слушается.
От Лялиного платья дым пошёл. Оно почернело, покрылось ожогами. Было платье — и нет платья! Что же делать?
— Мамочка! — завопила Наташа. — Твой утюг жгучий. Платье от него всё в болячках.
Вбежала испуганная мать. Увидела сожжённое платье куклы Ляли и побледнела. Сразу же поставила утюг на плиту. А Наташе строго сказала:
— Говорила тебе — не притрагивайся к горячему утюгу! Вот и будет теперь твоя Ляля всю жизнь ходить голышкой, без платья. Стыдоба!
— Моей Ляле не будет стыдно, — ответила Наташа. — Я ей новое платье сошью.
ЛЮЛИ-ГУЛИ, ТРАМ-ТА-ТА
— Иду к Ире в гости! Буду грызть кости! Люли-гули, трам-та-та!
Наташа прыгала по комнате и пела развесёлую песню. Ей тоже было весело-развесело, как песне. Хоть до потолка прыгай от веселья — и допрыгнула бы, если бы ростом была с маму. А так приходится взбираться на стол. На столе плясать ох как интересно!
— Трам-тара-рам, куклы бродят по дворам. Бу-бу-бу, домик вылетел в трубу. Ати-ати, ати-ати, вышел зайка по-гуляти!
— Да замолчи же ты, наконец! — заругалась мама. — Я книжку читаю, а ты мешаешь. И со стола слазь, неслух!
— Нет, я — слух. Слух, слух! Без ух. Ух, ух, тра-ра, тра-ра, ухи носит детвора.
— Не ухи, а уши. И потом — их не носят, они сами растут на голове.
— Они вовсе и не растут. Их не поливают. Уши я ношу — на головке вожу. Тра-та-та, тра-та-та, мы везём с собой кота.
— Что за ребёнок — прямо наказание! Собралась к Ирочке на день рождения, а ведёшь себя хуже обезьянки. Если не перестанешь скакать на столе — не пущу к Ирочке, не видать тебе её как своих ушей.
— Я в зеркало посмотрюсь. И уши увижу. И Ирочку увижу, если она рядом. И платье новое увижу… Ой! Я совсем забыла о платье-матье.
Наташа спрыгнула со стола и стала вертеться перед зеркалом. Поворачивалась и так и эдак. Боком и спиной. Отходила в сторону и снова приближалась. Тыкалась носом в самое зеркало. Красивое платье! Нарядное. Как у куклы. Далее лучше, Ирочка, когда увидит, обязательно захочет такое же. Правда, она говорила, что ей уже подарили платье — с бантиком на груди. Ну и пусть! Наташа тоже попросит с бантиком. Нет, с двумя бантиками! Нет, лучше с тремя! Пусть всё платье будет в бантиках!
— Мамочка, можно я ещё одно платье надену? — попросила Наташа. — Которое всё в розочках. Помнишь, собака его обкусала и розочку оторвала?
— Кто же сразу два платья надевает? Будешь как матрёшка бестолковая.
— У-у, ты, мамочка, сегодня сердитка. Платьев жалко. Тогда возьму бусы.
— Бусы для взрослых. Детям они не к лицу.
— Я же не на лице понесу. На шее.
— Всё равно нельзя. У тебя возраст не тот, чтобы бусы носить.
— А что такое возраст? Это рост, да? У меня рост маленький. До лампочки не достаёт. У вас с папой взрослый рост. А у куклы Ляли кошачий.
— Возраст означает, сколько лет рос человек. Вот у тебя скоро будет семилетний возраст. Ты уже росла шесть лет.
— Я только летом росла? А зимой?
— Какая ж ты непонятливая! Шесть лет — это шесть годиков. Люди растут зимой и летом, осенью и весной — круглый год.
— Зимой расти холодно, — поёжилась Наташа. — Осенью расти грязно. Лучше расти летом. Тогда и цветы растут. Если бы всё время было только лето, я бы росла, как столб.
— Столбы не растут. Растут деревья.
— Ну, значит, я бы стала с дерево. Большая-пребольшая. Во какая! — Наташа стала взбираться на стол, показывать.
— Не смей! — погрозила мама. — Стол не для ног. Он для тарелок. Для ног существует пол.
— А диван не существует?
— На диван с ногами тоже нельзя.
— Где же я ноги оставлю? На ковре?
— С тобой трудно говорить. Ты делаешься просто невыносимой! В садик ходишь, а за ум всё ещё не взялась.
— Покажи, мамочка, как за ум ручками браться. Я никогда не видела.
— Ум берут из книжек. Не ручками, а глазами.
— Фи, как неинтересно! В твоей книжке ни одной картинки. Брать нечего. — Подпрыгивая и напевая, Наташа побежала к двери: — Трума-трума, трума-трум, я берусь рукой за ум. Бум, бум, бум!
СЛАВНЫЙ РЕБЁНОК
— Ваша дочь — просто прелесть! — сказала моей жене мама соседки Ирочки. — Такая она послушная и смирная, что хоть по телевизору её показывай.
